1

И тогда она спросила меня:
— Чего ты добиваешься? Нет, серьезно: чего ты хочешь?
Лицо её словно бы застыло, только глаза продолжали пытливо смотреть на меня.
— Счастья, всего лишь счастья! — загорелся я. — Такого, чтобы не было злобы, обид, разочарований. Такого, чтобы мы не смотрели друг на друга как на чужих, когда не понимаем друг друга. Чтобы не били посуду, не отворачивались, бессильно опуская руки!
Её взгляд затуманился, уголки губ опустились:
— То есть, чтобы мы жили душа в душу? Без обид, без ссор?
— Ну да. Если только такое возможно…
Я перевел взгляд на темную улицу за окном. Какой-то человек неторопливо шел вдоль припаркованных машин. Остановился, лицо его на мгновение высветилось в пламени зажигалки…
Время. Да, время — это то, что мне нужно. Остановиться, окинуть взглядом свою жизнь, понять, что же не так. Да вот только откуда это время взять?
— Знаешь, это звучит довольно наивно, но я действительно этого хочу. Я просто устал от тех бесчисленных мелочей, которые день за днем в меня вгрызаются. Не должно быть так, понимаешь?! Зачем тебе терпеть все эти мои странности?
— Ну, — она раздраженно мотнула головой, — я ведь тоже не идеальна. При чем тут это? Понятно ведь, что недостатки у всех есть. Просто, зачем постоянно делать из них проблему?!
— Прости, — стоило отступить, не хватало ещё и сейчас ссориться. — Я сегодня чувствую себя не слишком бодро.
— Ага, так же, как и всегда!
Она отвернулась и прошла вглубь комнаты. Развернулась ко мне, опершись рукой о спинку стула:
— Я считаю, тут нечего больше обсуждать. Тебе всё равно уже пора к твоему Мише ехать.
Но что-то не успокаивалось у меня внутри. Какое-то неясное предчувствие.
— Нет, подожди! И он тоже подождет, ничего с ним не случится. Если уж хочешь узнать, что к чему, так я договорю, — я пододвинул стул, сел на его край и вздохнул.
— Я просто устал, понимаешь? Я не знаю, что будет дальше, но вот то, что может быть, меня волнует. Я всю жизнь, по крайней мере, сознательную, видел вокруг много неправильного. Я хочу комфорта, уважения; радости, наконец! Но хочу я их потому, что вижу, что может быть без них, понимаешь? Когда требуется постоянный контроль, или когда каждый день на кухне закатываются грандиозные сцены — ну что в этом хорошего? Когда из-за мелочного самолюбия муж диктует жене, что ей нужно делать, — зачем такие отношения? Недоверие, ревность, оскорбления, непонимание, нежелание понимать… Предательство, не говоря уже об измене… Как может всё это быть в семье?
Она слушала меня, и на лице её, в её сосредоточенном взгляде, отражалась боль. Я подался вперед:
— Неужели ты не видишь, какая тонкая грань между всем этим? Вчера мы ощущали блаженство, а сегодня в раковине куча грязной посуды, и эта теплая атмосфера между нами трескается и рассыпается на бесформенные кусочки за ту долю секунды, которую ты смотришь на эту чертову раковину… Миг — и всё оказалось миражом. А потом — снова, кропотливо и абсолютно неискренне мы пытаемся собрать и склеить эти кусочки… Начинаем с начала, возвращаемся к началу, стараемся забыть мелочи, не думать о мелочах.
— Но разве это так важно? Послушай себя! — встревоженная, она не сводила с меня взгляда. — Просто мелкие недоразумения, когда надо бы взять и сделать, вместо того, чтобы начинать ругаться. А ты так их воспринимаешь! Я тебя не понимаю.
Ощущение стало отчетливее и тяжелее. Что-то было не так, глубоко не так. Почему я и вправду не могу просто взять и сделать, что мешает мне протянуть ей руку, когда она обращается ко мне?.. Но почему она и сама обращается ко мне, видя, что может из этого получиться? Вот всегда, стоит ей только начать что-то говорить, как она уже не просит, а требует, хочет не содействия, а исполнения, желает не для нас, а для себя…
— Почему, почему ты всегда и во всём видишь проблемы? — спросила она приглушенно, а лицо её замерло, словно бы хотело стать стеной, укрывающей душу от ран…

2

И тогда она спросила меня:
— Чего ты добиваешься? Нет, серьезно: чего ты хочешь?
Лицо её словно бы застыло, только глаза продолжали пытливо смотреть на меня.
— Счастья, всего лишь счастья! — загорелся я. — Кажется, что всё приходит само, вместе с влюбленностью, но ты же знаешь, что романтика — она не вечна. Вот когда дело доходит до быта, тогда начинается всё самое интересное.
Наши взгляды встретились, она улыбнулась едва заметно, одними уголками губ:
— Ну а ты знаешь, что романтика никуда не исчезает.
— А-а, всё правда… Да, — я опустился на ковер, поджав под себя ноги. — Но ведь это казалось таким сложным: каждый день заходить в магазин, делать уборку, тратить время на все эти бесчисленные пустяки. А оказалось даже приятно!
Она сладко потянулась и, улыбнувшись, села рядом со мной:
— Конечно, когда на полках нет пыли, а в холодильнике еда.
— Знаешь, а я ведь и правда верил, что так и будет — мне ведь даже не приходится тебя в чем-то убеждать, заставлять или бороться, всё как-то само собою происходит! Стоит мне только подумать, что хорошо бы нам выбраться в кино, как ты уже рассказываешь мне о новом фильме. Только ты посмотришь на меня и решишь, что мне нужна новая рубашка — как мы уже идем по улице, и я заглядываю в витрины. Разве такое вообще бывает?
Но на сердце у меня было спокойно и радостно. Я растворялся в её ласковом взгляде, и не собирался выпускать её из объятий ещё как минимум вечность. Похоже, её это вполне устраивало.
— А, кстати, ты мне напомнил, — прищурилась она. — Когда сантехникой займешься?
Эх, опять эти трубы и краны.
— Сколько ж можно с ними возиться? — возмутился я. — Эти счетчики — последнее, что я собираюсь делать с ванной! Договорились?
— Конечно, больше ничего и не нужно будет, — она игриво улыбнулась и взъерошила мне волосы. — Пока ванну, наконец, не соберемся менять.
Я перехватил её руку и позволил ей обнять меня. Ванну… Может, это и не слишком нужно мне, но я вижу, что она действительно будет обрадована предстоящим делом. Пожалуй, ванну стоит менять уже даже к лету.
Я придвинулся поближе и незаметно протянул руку к дивану.
— Всё, думаем теперь об отдыхе и о возвышенном, ясно? — я изо всех сил сдерживал улыбку. — Как только я скажу «начали», мы начнем бой! На этот раз выигрывает тот, кто первый избавится от всех подушек… Начали!
И я моментально был погребен под ворохом подушек, тут же непонятно как возникших в её руках.
Подушки спасали соседей, заглушая мой смех, пока я жизнерадостно ловил её ногу.

2006

3

И тогда она спросила меня:
— Чего ты добиваешься? Нет, серьезно: чего ты хочешь?
Лицо её словно бы застыло, только глаза продолжали пытливо смотреть на меня.
— Счастья, всего лишь счастья! — загорелся я. — Для меня это, в первую очередь, жизнь без борьбы. Когда я трачу силы на то, что мне по-настоящему нравится, и способен останавливаться и слышать важных для меня людей. Тебя сейчас, например, – я нежно улыбнулся.
Она вздохнула, слегка расслабив плечи, и уселась поудобнее. Я осторожно поинтересовался:
— А почему ты сейчас об этом спросила? Честно говоря, я даже растерялся.
— Ты знаешь, последнюю неделю я много думала о наших отношениях. Меня что-то тревожило, а что — я не знала. А сегодня, наконец, осенило, – её дыхание участилось, щёки зарозовели, – Мне важно осознать всю роль наших отношений — тебя — в моей жизни.
— Погоди, – я нахмурился в замешательстве, – Но как с этим связан твой вопрос? Я не понимаю.
Уголки её губ опустились, она слегка отстранилась:
— Я плохо умею объяснять… Вот ты говоришь, «без борьбы», и мне это близко… Но это лишь часть, – она словно шла на ощупь, – Это про твоё состояние, про условия комфорта, а не про нас с тобой!
Она в задумчивости перевела взгляд в потолок. Я ждал, пытаясь уловить суть происходящего. Эмоции плавно сменялись на её лице, моя тревога росла. Наконец, она с отчаянием выдохнула:
— Мне с тобой хорошо, интересно, комфортно… Но я не знаю, любовь это или просто удобство!..
От этих слов мне стало не по себе, в груди защемило. В ее взгляде, устремлённом прямо мне в глаза, читалась боль. Я почувствовал прилив обиды и возмущения:
— Не знаешь, любовь ли это?! А что иначе — игрушки, что ли?.. – мои слова прозвучали холодно и резко, — Ты что, думаешь о расставании?
Повисло молчание. Сердце колотилось, грудь сдавило будто тисками.
Я попытался успокоиться и посмотреть на неё со стороны… Такую близкую и дорогую… Я словно очнулся, и искренне обратился к ней:
— Мне стало больно от твоих слов… Ты очень важна для меня, и мне страшно от мысли, что я могу тебя потерять, – глаза заслезились, раздражение сменилось на тоску пополам с отчаянием.
Она молчала, не в силах произнести ни слова, только подняла руку ладонью вперед, прося не торопить. Затем заговорила:
— Я не хочу расставаться, у меня даже и близко не пролетало такой мысли, — слёзы выступили на её глазах. Она говорила взволнованно, напряжённо, — Мне страшно… Я боюсь того, как много ты для меня стал значить за эти несколько лет… Я боюсь, что что-то может пойти не так…
Я потёр лоб. Где-то внутри рождалось смутное понимание. С волнением и осторожностью я произнёс:
— Доверие? — пара задумчивых секунд, — В него всё упирается?
Она прислушивалась к себе. Взгляд смягчился, просветлел:
— Доверие… Я доверяю тебе, и мне страшно. Страшно снова доверять, боюсь повторения боли, как у меня было раньше…
Моё сердце наполнилось трепетом и нежностью, мысли умолкли.
— Я не знаю, где мы будем через десяток лет, но я точно знаю, что сейчас, в этот момент, я — с тобой, весь, целиком, со всеми своими чувствами. Меня переполняет нежность к тебе, и я точно знаю, что всем сердцем выбираю быть сейчас с тобой, — я поднялся с места, подошел к ней, присел на корточки рядом, — Понимаю твои чувства, и вряд ли способен в них что-то изменить. Но знай вот что: самое ценное для меня сейчас — твоя искренность. Я благодарен тебе за это.
Она потянулась ко мне рукой, потом вдруг кинулась ко мне, обняла и разрыдалась… Мои глаза были полны слёз, но при этом приходила лёгкость. Я мягко гладил её по волосам, вдыхая их тонкий аромат. Мы сидели так, казалось, целую вечность.
— Спасибо тебе, милый, — она мягко улыбалась, — Этот мой страх… удивительно, но именно благодаря нему я начинаю понимать всю ценность наших отношений… тебя в моей жизни! Потрясающе…
Я улыбнулся в ответ, потянул её за собой, поднялся – и закружил в медленном танце.
— Ты знаешь, в своём прошлом опыте я пытался всё делать не так. Был полон каких-то идей об идеалах, о жертвенности, о том, что есть Любовь, и она превозмогает всё… Как же я был далёк от реальности, — она внимательно слушала, продолжая следовать за моим ритмом, — И поэтому мне ценно то, что строим мы с тобой. С тобой мне легко, ведь я успел научиться слышать себя, и не бояться быть собой. А ты это принимаешь.
Глаза её прищурились, взгляд мягко светился, радостная улыбка тронула губы. Слова лились из меня мощным потоком, поддерживаемые сильным и искренним чувством:
— Меня восхищает твоя сила, энергия, способность быть искренней даже в таких непростых переживаниях. Ты совершенно другая, и я не умею читать твоих мыслей и не всегда тебя понимаю с первого раза, но мне каждый раз интересно тебя понять. Это уже не про половинки, а про двух целых людей. И я благодарен, что ты не ждёшь от меня идеальности, не требуешь постоянно быть рядом, не стремишься полагаться на меня во всём… От этого мне ещё сильнее хочется быть рядом и делиться…
…Волнение пропадало. На смену приходили благодарность, и нежность, и приятное возбуждение, искорками вспыхивающее в ответ на её движения в нашем танце.

2016